Дело ранней весной. Мне нравилось это время года. Мне нравились все времена года. Прелесть ранней весны была в том, что появлялись ручьи. Они текли, вернее, бежали вдоль дороги. Проезжая часть была уже полностью открыта от снега. Со стороны же тротуара, а где и просто бровки дороги, лежал снег. Он подтаял, обрел форму горизонтальной сосульки. На этой границе и создавались веселые ручейки, которые собирались в большой ручей, стекавший в какую-нибудь канаву, колодец или покрытый рыхлым льдом водоем. Здесь оканчивались ручьи и наш азарт. В этом месте застревали самодельные кораблики. Здесь было уже неинтересно. Конец свободе и восторга. Здесь мы брали свои кораблики, если они оставались целы, потому что их могло затянуть дальше в верную гибель. Брали свои кораблики из коробочек, деревяшек, спичечных коробков и других приспособлений и несли опять вверх по небольшому склону. Наверху их чинили, усовершенствовали, садили каких-нибудь пассажиров, желательно живых только-только вылетевших жуков. Ставили на воду и отправляли опять вниз по течению. Бежали рядом с ними и поправляли в случае крушения, подсаживали жуков, если те выползали. Ручей должен быть не быстрый и с меньшим количеством непроходимых мест. Завалы расчищали, а продолжительно ровные места разнообразили полузапрудами и поворотами.

Однажды в приоттаявшем снеге я заметил бумажник. Схватив его, я положил в портфель, побоявшись привлечения внимания взрослых прохожих и приятелей постарше. Уже тогда я понимал, что в бумажнике могут быть деньги и какие-нибудь ценные вещи. Для меня было важно подсушить бумаги в бумажнике и разобраться с ним, чтобы никто не мешал. Придя в школу, я сообщил приятелю Андрею Филатову о находке. Ему тоже стало интересно. Во время большой перемены мы удалились в дальний угол коридора в стороне туалетов для девочек и учителей (там редко ходили и вообще не играли) и расположившись на подоконнике, медленно (как настоящие сыщики!) изучили содержимое бумажника. Денег и ценных с нашей точки зрения вещей там не было. Это произвело на нас удручающее впечатление, но совсем не опечалило. Андрей резюмировал: «Жаль, но может, какую копейку дадут за возврат?» Я согласился. Но пошел один. Андрей сказал, что не может. В бумажнике обнаружился паспорт на имя древнего (примерно 30 лет) мужика. Какие-то еще документы, вроде бы водительское удостоверение, я не помню, но для меня все было важно. Я четко помню, что насчет вознаграждения особых мыслей не было. Хотелось бы, чтобы меня наградили, как за подвиг. В то время в школе мы читали много разных рассказов и повестей про героев. Это были книги Гайдара, Катаева, других советских авторов и на самом деле в нас формировали (может не во всех — семьи бывают разные) героическую жилку. Итак, я хотел принести, отдать бумажник с очень важными документами. На моих глазах все воскликнут, обрадуются: «Какой ты молодец, ты спас важные документы. За это тебе подарок – кортик, нет, часы…, (да, все-таки вознаграждения хотелось), фуражку, бескозырку, портупею…»

С такими мыслями я направился по адресу, указанному в паспорте. У меня даже походка стала торжественной и важной. Все мое существо наполнилось особым поручением государственного масштаба. Весь мир мне стал казаться другим, я не отвлекался на пробегающих собак, хотя многих знал, даже ребята, бежавшие за своими корабликами по ручьям, не вызвали у меня азарта. Солнечный весенний день и мое важное задание. Может в моих руках жизнь человека. Может ему не верят и он оправдывается. Может эти документы нельзя восстановить и что-то в них есть в единственном экземпляре. Торжественность жизни вела меня по Овощной улице среди частных домов к указанному номеру. Вот этот дом. Внутри все заволновалось. Небольшой обычный деревянный домик с верандой. Дверь на веранду была открыта. Собаки во дворе не было. Пустая будка тосковала по этому веселому и преданному человеку существу. Я направился к веранде. Когда я подошел поближе, внезапно открылась дверь внутри веранды. И оттуда вышла тетка, в этот момент она как раз натягивала трусы и юбка была задрана. Она выходила, как я быстро сообразил из туалета. Увидев меня она вздрогнула и охнула. Быстро одернув юбку вниз, она спросила: «Чего тебе, мальчик?» Смущение было у нас обоих. Она неловкой неожиданной ситуацией, видать торопилась в туалет, дверь на веранде не закрыла и вышла как обычно. Я же вообще смутился и поник. «Вот, не Ваш бумажник?», протянул я ей документы. Тетка: «Да, наш. Спасибо, мальчик.» Я отдал бумажник, повернулся и быстро вышел со двора. Может окрикнут? Нет! Досадно. Торжества не получилось. Через полчаса я уже стал самим собой и носился вместе с пацанами за корабликами по ручьям. Тогда я даже не думал об этом случае, а сегодня почти сорок лет спустя я вспоминаю этот случай с теплом и нежностью.

Иван Котва